Авторский раздел Михаила Бронштейна. Здесь мы публикуем статьи из цикла "Этюды о загадочных вещах", написанные им и в соавторстве с другими исследователями
ХХ век стал поворотным в истории культуры северных народов. Косторезное искусство приобрело новые тенденции, а рисунки художников все больше охватывали события Съездов народных депутатов. Чукотка вчера и сегодня - вот о чем этот раздел
Феномен культуры малых народов Севера Л. Н. Гумилев, А. П. Окладников
Впервые опубликовано // Декоративное искусство. - 1982. - N 8. - С. 23 - 28.
Редакция обратилась к Л.Н.Гумилеву и А.П. Окладникову, известным советским ученым, для которых жизнь народов Севера — предмет пристального научного интереса, с просьбой встретиться в редакции журнала "Декоративное искусство СССР" и обсудить судьбы древних культур Севера. Ученые согласились на встречу и прислали в редакцию предварительные ответы на интересующие нас вопросы. Однако осенью 1981 года А.П. Окладников скончался, и встреча, задуманная нами, не состоялась. В этом номере мы публикуем те материалы, которые, хотя и были присланы в качестве предварительных, представляют тем не менее несомненный интерес для читателей журнала.
«ДИ СССР». Каков феномен культуры малых народов Севера?
Л. И. Гумилев: Культура народов Севера интересна и самобытна. Для меня бесспорно и то, что она относится, с точки зрения истории этногенеза, к числу реликтовых. Однако, для того чтобы верно ответить на вопрос, предложенный редакцией, представляется целесообразным задуматься, чем определено своеобразие этой культуры и почему мы имеем нравственное право называть ее реликтовой, хотя реликтом является этнос, а культуру такого этноса в соответствии со взглядами этнографов можно назвать традиционной, но не примитивной. Оговорить последнее мне кажется наиболее важным, поскольку еще нередко бытует мнение о существовании народов, «одаренных» способностью воспринимать цивилизацию и лишенных этой способности, более культурных и менее культурных, высокоорганизованных и примитивных. Подобная сортировка народов не просто абсурдна, но и безнравственна, ибо за «примитивностью" той или иной культуры таится историческая судьба народа.
Для начала локализуем понятие Севера. Север — это и Арктика, и Субарктика. Это и лесотундровая полоса от Кольского полуострова до Берингова пролива, на которой, как подсчитано, проживает 26 народностей. К Северу же мы можем в зависимости от времени и цели отнести и финно-угорские народы Камы. Ясно, что Алтай, Тува и Саяны не будут Севером, хотя Алтай — эти Афины Евразийских степей — сыграл свою роль в этногенезе "северян". С другой стороны, к северным народам относятся и русские старожильские группы: казаки на Колыме, староверы, русско-сибирские метисы. Все эти этносы обобщенно называют северными, или сибирскими. У большинства из них, я бы сказал, общая географическая судьба: они были мигрантами, переселенцами, вынужденными реадаптироваться к новому для них ландшафту. Но при этом у народов Севера куда больше различий, чем общего. Они пришли из разных историко-культурных регионов Евразии и по-разному развили свои социальные институты, но этническая судьба — судьба переселенцев — была у них общей. И все они, как все этносы-мигранты, уходили туда, где могли подыскать себе сходные условия с теми, к которым они привыкли на родине. Это правило действовало всегда и везде. Мы знаем, что не только у людей, но и у этносов есть родина. Родиной относа является то сочетание ландшафтов, где он сложился как система. Мы, русские, например, всегда помним, что у нас своя родина. И про англичан Киплинг писал: «Но матери нас научили, что старая Англия — дом». Родиной северных народов, исходной родиной, была цветущая евразийская степь, окаймленная непроходимой сибирской тайгой.
Тайга была освоена эвенками. Удивительна их судьба, занявших Восточно-Сибирское плоскогорье, то есть половину Сибири. Их приспособление к ландшафту шло чрезвычайно медленно, столетия, но зато они освоили крайне трудоемкую культуру пастьбы северного оленя в лесу, а не в тундре, освоили охоту, запомнили места перелета и линьки птиц, хорошей рыбной ловли. Со временем им стали подвластны все районы водораздельной тайги от Енисея до Охотского моря, благодаря им тайга стала ожившей. Все русское освоение Сибири опирается на уникальный опыт эвенков по поддержанию жизни в тайге, не говоря уже о том, что и сегодня без проводников-эвенков не обходится ни одна экспедиция, ни одна геологическая партия. У этих пришельцев из Забайкалья приспособление к новым условиям жизни поглотило те усилия, которые в другом случае могли бы быть использованы для создания памятников материальной культуры...
Юкагиры - пешие охотники, прирожденные топографы, изумительно знают местность и передают ее на рисунках. Из домашних животных у юкагиров была только собака, но Колыму, Индигирку они тем не менее освоили великолепно. А ведь это крайняя полоса человеческой Ойкумены у Ледовитого океана. В фольклоре юкагиры считают себя очень многочисленным этносом, северное сияние даже русские старожилы называют юкагирским огнем, — по поверьям юкагиров, это тысячи горящих юкагирских костров на небе.
А вот теперь я скажу главное: народы, которые иногда называют «отсталыми», «примитивными», — просто реликты этносов, переживших свой расцвет. Начало пускового момента этногенеза большинства их относится к III в. до н. э. Можно абсолютно точно утверждать: народы Севера — это очень старые этносы. Потому так бедна их материальная культура и так фрагментарна культура духовная. Этногенезы — процессы природные и дискретные, а потому этносам свойственно такое понятие, как возраст. А фаза развития этноса либо способствует консервации культуры, либо уже не в состоянии помочь отстоять памятники культуры, которые все не вечны.
Многие этносы Севера, считавшиеся находящимися на ранних ступенях развития цивилизации, в силу крайне низкого уровня техники, которой они пользуются, переживают конечные, а не начальные фазы этногенеза. Нет, эти люди просто старше нас, а вовсе не несмышленыши, которым еще только предстоит пройти весь путь, благополучно проделанный нами.
Жизнь любого этноса длится приблизительно 1200 лет, его историческая эпоха включает три фазы: акматическую, когда этнос предельно активен, пассионарен и перерабатывает ландшафт, культурогенную, когда идет накопление культуры и технических достижений и утверждается общество с развитыми социальными институтами; обскуративную, когда уже не происходит переделки ландшафта и культура оформляется в традицию. После этого наступает гомеостаз — взаимодействие остатков этноса с окружающим ландшафтом, то равновесие с природой, которым восхищаются и которому завидуют путешественники.
Примеры с этносами нашего Севера убеждают, что судьба всех этносов — постепенный переход к этноландшафтному равновесию. Рано или поздно, а точнее, через 1200 плюс — минус сто лет, все этносы приходят к этому равновесию, или, говоря иначе, входят в биоценоз того или иного региона как высшее, завершающее звено. При этом прирост населения стабилизируется, сокращается или прекращается вовсе — не из-за того, что природа начинает подавлять силы этноса, а потому, что первоначальный энергетический запас движения этноса гасится, энергия расходуется не восполняясь, и жизненный цикл у такого этноса повторяется в каждом поколении без изменения. Вот что важно, и от этого ни одному этносу не уйти.
Возьмем, к примеру, эскимосов. Их предки были из Океании, — Микронезии. В I в. н. э. они прошли вверх по течению Куросиво вдоль востока Сибири на север Канады, а уже в X веке отогнали индейцев до южной границы Канады, сбросили викингов в Гренландии в море и остановились в экспансии на границах чуть ли не наших поморов.
На все это ушло 1200 лет, и к XIV веку передвижения эскимосов оканчиваются и они вступают в гармоничное равновесие с природой. Теперь их изучают этнографы и культурологи, но их усилиями мы, образно говоря, видим лишь кадр, в то время как за кадром остается прошлая бурная, полная драматических событий жизнь. Потому, исходя из фактов, требуется раздельное изучение культуры, традиции которой не прерываются, и этногенеза.
Этногенез — процесс природный. Он возникает вследствие определенного пассионарного толчка, какого-то импульса, затухает, когда теряется первоначальный энергетический запас, и зависит от условий географических, климатических, а также психофизиологических, то есть от того, кто же является субстратом возникшего этноса. Ибо люди, каждый из нас, несут на себе груз поколений и сигнальную, не только генетическую, память своих предков, то есть традиции поведения: кто как поступал. И когда люди совершенно неосознанно переоформляются в новый этнос, каждый приносит что-то свое. Именно эта неповторимость этносов, это их постоянное индивидуальное существование, когда каждый знает, что за неудачу он заплатит непоправимой гибелью, а при удаче то, что он скопил, сможет передать потомкам, снимает вопрос о расовых теориях и полноценности и неполноценности этносов.
Внутриэтническую эволюцию проделали все этносы, которые теперь иногда называются примитивными только потому, что их великая незаписанная история тонет во мгле веков.
А. П. Окладников: Культура народов Севера — это культура малочисленных народов, которая с точки зрения индустриального XX века может рассматриваться как культура, требующая только защиты перед лицом нашей электронно-машинной цивилизации. Хрупкие и беззащитные культуры обычно называют этнографическими, архаическими или даже реликтовыми.
Что важнее для культуры сегодня? То ли, что северные народы создали неповторимый уклад и живут и развиваются, как правило, не выходя из традиционных условий своего бытования? Или то, что их культура входит в общий состав культурного наследия человечества и обогащает ее общую картину своей специфической интонацией?
Нельзя разделять народ и создание его рук — культуру, искусство. Проблемы культуры народов Севера, как и иных немногочисленных народов планеты — это сложная проблема развития, охраны, поддержки и одновременно планомерного изучения этой культуры.
Культура северных народов независимо от ее объема — это часть богатейшей культуры нашей страны, живой и необходимой всем. Поэтому сам термин «реликтовая культура», хотя я и понимаю его исторический смысл, кажется мне не совсем уместным для обозначения культуры Севера. Пожалуй, я бы предпочел говорить о культурном наследии, которое досталось северным народам от их далеких предков, наследии, которое они сумели донести до нас.
Археологические экспедиции 1950-1970-х годов нашли в Сибири такие сокровища, которые сразу же сняли вопрос о неспособности населявших ее народов к самостоятельному творчеству. До наших экспедиций никто не предполагал, что в глубинах Сибири, Центральной Азии может быть открыто палеолитическое искусство. Принято было считать, что пещерные росписи, классическое искусство каменного века, ледниковой эпохи нам оставлены на сравнительно ограниченном пространстве Западной Европы — во Франции и Испании. Только Запад считался родиной искусства, недаром исследователь пещерной живописи Анри Бейль одну из своих работ назвал «3апад — родина великого искусства». Никто не предполагал, что Азия может дать произведения искусства, не уступающие западноевропейским. За последнее десятилетие в Сибири в палеолитических стоянках Мальта и Буреть были найдены великолепные скульптурные изображения женщин, птиц, мамонта. На Лене открыты наскальные росписи этого же периода. Я не говорю уж о Каповой пещере, открытой Рюминым и Бадером.
Исследования в Сибири, в Центральной Азии позволяют установить, что процесс развития человеческого общества был единым и шел он одновременно на всем обширном пространстве Европы и Азии, или Азии и Европы между Тихим и Атлантическим океанами. Еще недавно Северная Азия выглядела как регион, который осваивался человеком и его предками лишь на очень поздней стадии первобытной истории: 10—20 тысяч лет назад. Но вот на небольшой речке Улалинке, недалеко от Горно-Алтайска была найдена мастерская каменного века. Инвентарь Улалинки удивительно напоминает памятники Африки, в том числе знаменитый Олдовэйский каньон, где найден самый древний человек на Земле. Возраст Улалинки приближается к рубежу Олдовэя: около 700 тысяч лет.
На территории нашей страны, в Сибири находится древнейшее поселение Азии. И именно Алтаю принадлежала важнейшая роль в первоначальном освоении нашими далекими предками пространств Северной Азии — тайги и тундры. Это — палеолит. Но и памятники неолита Сибири, лесного неолита составляют значительный пласт общемировой культуры новокаменного века. Этот пласт географически включал в себя народы и искусство от арктических районов Скандинавии и Карелии до Берингова и Охотского морей. У охотничье-рыболовецких племен еще долго доминировали живые образы зверей, родственные по духу палеолитическим изображениям, и сохранялась породившая их охотничья магия, которую зафиксировали русские исследователи и миссионеры.
Изучение наскальных изображений в таежной полосе Сибири привлекает внимание всех, кто интересуется историей культуры. Этот интерес понятен. В наскальных изображениях с наибольшей силой раскрывается духовный мир первобытного человека, его мировоззрение и эстетические представления. Этот мир несравненно более сложный и богатый, чем можно было ожидать. А эстетические представления, точнее, эстетический канон наскальной живописи, рисунков — все то, что называют «дожанровым искусством», становится необходимым для углубления нашего духовного развития.
Я не буду говорить о том, что писаницы, скульптурные изображения из поселений охотников и звероловов — такие же непреходящие ценности искусства, как и памятники архитектуры и живописи более поздних времен. Это общеизвестно. История искусства прихотлива и прерывиста. Ныне живущие охотничье-рыболовецкие народы Севера, стоящие у истоков пробуждения творчества, причастны к мировым достижениям культуры наравне со всеми народами планеты.
Искусство северных народов — очень старое искусство. Скорее всего, мы знаем лишь какую-то его часть, сохранившуюся до наших дней. Каждый ушедший день нашего современного искусства только прибавляет величие утру искусства — тому творческому началу, которое с титаническим упорством сохранили малые народы севера Сибири.
«ДИ СССР»: Что нужно сделать для сохранения и сбережения этой культуры?
Л. Н. Гумилев: Нужно ли охранять реликтовые культуры и как это сделать? Скажу так по-моему, нужно охранять не культуру, а сами этносы и их ареалы, которые, как мы понимаем, часть их этнической истории. Тогда сохранится и культура. Так вот, не надо сосредоточиваться на охране памятников материальной культуры северных народов. Нравственным будет сохранить эти народы в органичной для них среде обитания такими, какие они есть. У них свои, выработанные полуторатысячелетием, стереотипы поведения, свои психологические установки — не надо их ломать, предлагая взамен наши на том только основании, что наши связаны с лучшей техникой и наукой.
Народы, находящиеся в состоянии равновесия с природой, заслуживают любви, охраны и уважения. Пассионарное напряжение у этих народов слабое, но отсутствие видовой пассионарности у этноса означает лишь характеристику качества вида, а не определенных людей. На людях это не отражается никак: ни в биологическом, ни в социальном планах. При свободе выбора, существующей в нашей стране, при наших широких возможностях для самореализации, любые представители этих этносов всегда найдут свою дорогу, найдут, где приложить силы. Все сказанное не означает, что этносы Севера приближаются к «конечной» цели своего развития. У этногенеза всегда более сложная дорога, и сколько раз было, что этногенные процессы «перетасовывают» и новые системные связи живых представителей старого этноса. И сколько раз волны событий (а сегодня у нас, в нашей стране такое заботливое, уважительное отношение к народам, живущим в трудных природных условиях) возносили «традиционные» этносы на новый виток этнического и социального развития.
Почему-то считается, что сегодня зависимость северных народов от природы меньшая, чем сто лет назад. Что это означает? Что народы эти одолели суровую северную природу? Что они не чувствуют холода? Или работают меньше?. Нет, они по-прежнему единое целое с природой, по-прежнему связаны со своим кормящим ландшафтом.
Поэтому я предлагаю поддерживать все правительственные мероприятия по охране природы, а тем самым и северных народов.
У нас, соседей северных народов, есть перед ними обязательства еще и потому, что наши предки — замечательные землепроходцы прошли Сибирь от Урала до Тихого океана, и большинство сибирских народов вошло в российский суперэтнос безболезненно и сразу (я имею в виду не социальный строй, а этнические контакты). К счастью для России, в ее истории не было тотального уничтожения слабых народов по принципу расы или идеологии, и этой заслугой предков можно гордиться.
Енисейские народы перемешивались с русскими. С алтайцами русские составляли очень крепкие смеси, крепкие браки. Потомки русских землепроходцев и местных женщин составили русско-сибирский субэтнос — «чалдоны».
Мы собираем вещественные остатки некогда живших племен и народов, так как справедливо считаем, что без памяти о них история человечества будет неполной, ущербной. Но можно ли взирать на наших современников, старших братьев, на их родные места с чувством ничем не оправданного превосходства? Или являться туда во всеоружии нашей, в других условиях возникшей культуры и учить их жить заново? Давайте не повторять ошибок европейцев.
Не надо думать, что всему на свете можно быстро научиться, в том числе и жизни в тайге или тундре. У северных народов на это ушли столетия.
Я повторяю: охранять культуру, не охраняя этнос, бессмысленно. Культура ведь плодотворна тогда, когда она живая, органически связанная с жизнью ее носителя. Нет, я не выступаю против культуры как таковой. Я просто хочу сказать, что культура не дает адекватной картины творческих возможностей этноса, они могли проявиться и иначе, все зависит от исторической судьбы. Я хочу предостеречь от культурологической аберрации, при которой памятники культуры выступают единственным источником сведений о народе.
А. П. Окладников: Для нас вопрос состоит не в том, сохранять или нет самобытную культуру северных народов, их драгоценное культурное наследие, а в том, как лучше сделать это в условиях, с одной стороны, натиска НТР, и с другой — тенденции к интернационализации культур. Мы знаем резервации для индейцев в США. Да, эти резервации поддерживаются государством, но существуют как своего рода заповедники, заказники для диких животных Индейцы живут в них для удовлетворения любознательности ученых, стремящихся в лабораторных условиях изучить, осмыслить замечательную, яркую культуру североамериканских индейцев, давно исчезнувшую на всем огромном пространстве Америки, и для развлечения пресыщенных впечатлениями туристов, которые, в известной мере, и обеспечивают возможность существования резерваций. На потребу тем и другим индейцы выделывают то каменные наконечники стрел, то дивные глиняные сосуды, каждый из которых является произведением искусства.
Мастера в этом случае обречены на жалкую жизнь, обречены без конца заниматься одним и тем же в замкнутом кругу, отгороженные от жизни высокой стеной отчужденности.
Естественно, резервация как путь решения проблемы, сохранения малых народов нас удовлетворить не может. И, прежде всего, потому, что культуры малых народов — полноправные участницы культурогенеза страны. То есть они тоже находятся в динамике, в развитии, участвуют в процессе взаимообмена, взаимообогащения культур наших народов, в них вливается новое содержание извне. Всей стране известны, например, удивительные хореографические коллективы далекой Чукотки, Камчатки, представляющие собой бесспорную ценность для современной хореографии. Прошлое, сохраненное малыми народами, народами Севера, представляет собой огромный культурный пласт, но чуждый влияниям современности, и это та принципиальная точка зрения, которая руководит и нашими взглядами на искусство малых народов, и практическими мероприятиями, направленными на его сохранение. То есть, иными словами, необходимо стремиться не к изоляции этих культур, а наоборот, открывать им широкий путь в современную действительность. Вот такова по-настоящему продуктивная позиция. Следствием этой позиции стала и хорошо известная сейчас литература малых народов нашей страны, обогатившая советскую культуру великолепными произведениями Владимира Санги, Юрия Рытхеу, нанайского писателя Ходжера. Поэтому — никакой изоляции, никакого отчуждения, напротив, самое широкое взаимообогащение, но без потери малой культурой своей самобытности, неповторимости. Это — необходимое условие существования любой культуры. Ведь только, скажем, нивх может описать события прошлого и настоящего своего народа в особой, оригинальной, присущей этому народу художественной форме.
То есть сохранять надо культурную традицию, которая представляет собой непреходящую ценность. Например, мы все с наслаждением читаем знаменитый героический эпос якутов «Олонхо». А кто из европейских писателей мог бы сравнить грозовую тучу с распластанной шкурой медведя? Это особое видение, особый взгляд, и этот взгляд, это видение мира нам ценнее всего. Оно питается традицией прошлого, и его надо непременно сохранить.
Не представляю себе, что дети в чукотской школе не умели бы танцевать танец моржа или танец ворона; немыслимо, чтобы исчезало мастерство женщин, умеющих вышивать по оленьему волосу сухожильными нитками; немыслимо, чтобы исчезло вот это живое восприятие действительности, богатое и сочное, которое поражает нас в произведениях национальных художников.
Конечно, в той же чукотской школе дети, как и все дети, увлекаются магнитофоном и кино, отвлекаются — скажем так — от своей национальной культуры. Но значит ли это, что их надо лишать фильмов и современной музыки? Думаю, что нет. Думаю, что существует прямая связь между развитием техники и возможностью охраны культурных традиций малых народов. Не говоря уже о прямой пропаганде по радио и телевидению, тот же магнитофон может быть использован для записи туземных исполнителей песен и фольклора. Техника должна помочь донести до потомков исчезающий голос предков. Техника должна не уничтожить, а расширить и углубить диапазон влияния своей культуры на малые народы.
Есть прямая связь между красной книгой, в которую вписаны имена исчезающих видов представителей флоры и фауны, и тем, что наблюдаем мы в этнической истории человечества. Сохранению подлежит прежде всего эстетическое восприятие мира, которое создавалось, укреплялось, росло в течение тысячелетий, не просто веков — тысячелетий! Вот этот оригинальный, неповторимый эстетический мир и нужно охранять — он очень нужен нам, всем людям нынешнего дня.
